Собака
С древнейших времен собака была верным другом человека: она помогала ему на охоте, охраняла его скот от хищников и жилище — от воров, играла с ребятишками, а народы Севера издавна использовали собак и в качестве ездовых животных. Неудивительно поэтому, что за собакой закрепилась позитивная символика преданности и верности. Острое природное чутье четвероногого друга сделало его эмблемой бдительности. У китайцев и японцев, высоко ценивших самоотверженность верного сторожа, собака — символ надежной защиты.

В мифологии собаку часто связывали с богами подземного Царства Мертвых: египетским Анубисом, индуистским Ямой, греческими Аидом и Гекатой и т.д. В загробном мире собака исполняла либо роль проводника душ умерших, либо охраняла ворота ада. В последнем случае адскому псу придавалась соответствующая внешность. Так, Цербер, страж греческого ада, имел три песьи головы, издававшие грозное рычание. Из смрадных пастей Цербера на землю капала ядовитая слюна, на шее вместо ошейника извивались шипящие змеи, а хвост его оканчивался зубастой головой дракона. Это чудовище надежно охраняло ворота загробного царства Аида, и лишь величайшему герою Эллады, Гераклу, удалось его укротить и доставить ко двору микенского царя Эврисфея (11-й подвиг Геракла).

Почему же собака в мифах имеет отношение к смерти и Царству Мертвых? Дело тут, по-видимому, в ее обостренном чутье. Часто люди не могли понять, почему собака настораживается, начинает лаять или выть без видимой для них причины. Из этих наблюдений за ее поведением родилось поверье, будто собака способна видеть духов. До наших дней сохранилось древнее суеверие, что собака воет к покойнику, поскольку она видит или чувствует подкрадывающуюся к человеку Смерть. Все эти поверья и сделали собаку спутницей древних богов смерти. Что же касается ее функций в загробном мире, то они аналогичны земным.

Чудовищные псы, враждебные людям, встречаются в мифах разных народов. Чаще всего они олицетворяют непонятные, а потому и страшные, явления природы. В корейских мифах, например, фигурируют «огненные собаки» пулькэ или хвагу, пожирающие солнце и луну. Они, таким образом, признаются виновниками солнечных и лунных затмений. В скандинавской мифологии злобный гигантский пес Гарм, олицетворение разрушительных стихийных сил, сорвавшись с цепи, приковывавшей его к скале Гни-пахеллир, угрожает гибелью всему человечеству, но могучий Тор, спасая богов и людей, убивает чудовищного пса.
Наряду с чудовищными адскими псами в мифологии древних действуют и добрые божества в собачьем обличье. Тяньгоу, «небесный пес» в китайской мифологии, отвращает от людей все беды и напасти, его появление знаменует мир и спокойствие. Если же людям угрожает война, Тяньгоу заранее предупреждает их об этом, посылая на землю ослепительные болиды.

В армянской мифологии аралезы, духи умерших собак, слетаются с неба на поля отгремевших сражений, усеянные трупами. Они зализывают раны убитых солдат, и некоторые из них оживают.
В мифах абхазов мы встречаем удивительное божество — повелителя собак. Алышкентыр вездесущ и наделен сверхъестественной силой. Разгневавшись, он способен в мгновение ока убить множество собак или напустить на них бешенство. Если же обратиться к нему с молитвой, Алышкентыр может наградить человека необычайно умной и преданной собакой.

В древних мифах и средневековых легендах особое место занимают нелепые предания о кинокефалах — людях с собачьими головами. Римский писатель и оратор Элиан Клавдий (II—III вв.) причислял к кинокефалам одно из индийских племен. Он отзывался о его представителях как о честных и добрых людях с головами собак, занимающихся охотой и скотоводством, вполне разумных, но лишенных дара речи и способных только рычать. Знаменитый венецианский путешественник Марко Поло (1254—1324), описывая жителей Андаманских островов, напротив, упоминает о кинокефалах как о диких и злобных людоедах с песьими головами. О кинокефалах писали и Плиний Старший, и Павел Диакон, и Адам Бременский, и другие известные авторы античности и Средневековья, однако их «авторитетные» свидетельства базировались лишь на непроверенных слухах и досужих вымыслах. Что же касается Марко Поло, действительно повидавшего мир, то он, по-видимому, наблюдал за дикими андаманцами с большого расстояния, опасаясь угодить им на закуску.

В религии народов мира мнения о собаке резко разделились. Если иудеи и мусульмане считали ее нечистым животным, олицетворением низости, жадности и угодливости, то в «Авесте», священной древнеперсидской книге, утверждается, что собака — наиболее чистое животное, обладающее некой мистической силой для борьбы с полчищами духов мрачного Аримана. В маздеистском культе жизнь собак была поставлена под охрану, а хоронили их с почестями, словно выдающихся людей, в специальных склепах — оссу-ариях.

Многие североамериканские племена индейцев почитали собак как священных животных, а ацтеки даже бальзамировали умерших собак. В буддизме же отношение к собаке презрительное. Это можно заключить даже из слов самого Будды, сказавшего однажды: тот, кто живет как собака, после смерти и перевоплотится в собаку.

В христианстве собака, образно говоря, вызвала очередной церковный раскол. Католическая церковь признала ее символом верности официальной догматике и бдительности по отношению к ереси и еретикам, а Русская православная церковь усматривала в собаке подлое и греховное существо. Слова «пес», «собака», «сукин сын» и т.д. употреблялись на Руси в качестве бранных. При известии о внезапной гибели вора, подлеца или негодяя русские обычно приговаривали с холодным презрением: «Собаке — собачья смерть!».

В античной иконографии с собачьими головами изображались египетский бог мудрости Тот и эллинистический Гермес Трисмегист.

В христианской иконографии собака — верный спутник некоторых католических святых, и прежде всего св. Доминика. Собака Доминика держит в пасти горящий факел, символизирующий пламенную веру. Дело в том, что испанский монах Доминик основал в 1215 году монашеский орден доминиканцев, выполнявший обязанности инквизиции. Благодаря игре слов («Dominus» на латинском означает «Господь», «canes» — «собаки»), доминиканцев, неустанно преследовавших еретиков, прозвали «псами Господними».
Собака является также атрибутом пилигрима Роха и Маргариты Кротонской. Согласно церковным легендам, бредущему через пустыню и умирающему от голода страннику собака принесла хлеба, а Маргариту она привела к месту, где было спрятано тело ее убитого возлюбленного.
В православной иконографии по указанным выше причинам собаке нет места.

В изобразительном искусстве соответствующие качества собаки сделали ее атрибутом нескольких аллегорических фигур: Верности, Обоняния и Меланхолии. В портретной живописи собака олицетворяет супружескую верность, если она лежит на коленях или у ног женщины.

В геральдике пес, также символизирующий верность, мог изображаться сидящим, стоящим или бегущим, но только в профиль. В английских и венгерских гербах использовались и профильные изображения собачьей головы.

В российской геральдике, по уже известным читателю причинам, эмблема пса долгое время отсутствовала, однако в XVIII веке, после петровских преобразований и в результате усилившихся контактов с Западом, она все же вошла в русские гербы. Как правило, эта эмблема употреблялась в качестве «говорящей» (в гербах дворян Собакиных, Собаковых, Борзовых и др.), но в отдельных случаях она несла на себе классическую символику верности. Именно в таком значении, например, собака в золотом ошейнике была изображена в гербе Милора-довичей.

В мировой истории эмблема собаки использовалась и в древности, и в Средние века, и даже в Новейшее время. В античной Греции она принадлежала философам-киникам (от греч. «куоп» — «собака»). Один из главных представителей философской школы киников, Ан-тисфен, утверждал, что жить следует «подобно собаке», т.е. в полном согласии с природой. Киники, как анархисты древности, отвергали государство и другие политические институты, считали ненужной обузой семью и собственность, отрицали науку, культуру, искусство и т.д. Готовые довольствоваться малым, они стремились к максимальной независимости от общества.

Начиная с мрачной эпохи Средних веков собака неожиданно становится символом палачества. В Западной Европе эмблему собаки приняли, как уже отмечалось, католические монахи-доминиканцы, особенно «прославившиеся» при подавлении и искоренении альбигойской ереси. Цветущие провинции Южной Франции, залитые в результате Крестовых походов потоками крови, покрытые руинами и пеплом пожарищ — на их совести, равно как и на совести безжалостных палачей-крестоносцев.

На Руси эмблему собачьей головы носили другие, не менее кровавые палачи — опричники Ивана Грозного. Собачья голова, притороченная к седлу коня опричника, символизировала его слепую преданность царю, готовность повсюду вынюхивать «измену» и выгрызать ее подобно бешеной собаке. Возможно, именно в опричнине и следует искать причину ненависти к собаке Русской православной церкви, сурово осуждавшей кровавый террор стремившегося к неограниченной власти грозного царя.

Еще один подобный пример переносит нас в начало XX века. В ноябре 1918 года в Германии вспыхнуло пламя народной революции. Готовясь к расправе над восставшими рабочими, член германского правительства Густав Носке, словно оправдываясь перед собравшимися на совещание министрами и генералами, заявил: «Кому-то ведь надо быть кровавой собакой!» Палач утопил революцию в крови, зверски расправился с ее вождями Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург, и вошел в историю под именем «кровавой собаки Носке».

В заключение данной главы необходимо отметить, что уподобление выродков рода человеческого собаке является, без сомнения, тяжким и незаслуженным оскорблением для доброго, верного и преданного животного.